Пошлость как руководство к бездействию

Пошлость в широком понимании — это превращение поверхностного высказывания или определения в «общее место». Это короткое, брошенное как бы походя замечание, делающее предметный разговор бессмысленным. Пошляк всегда претендует на глубокомыслие. Он имеет свой набор фраз и цитат, которые использует к месту и не только.

Например, собрались театралы и хотят побеседовать о премьерах. Тут появляется чей-то знакомый и с пафосом говорит: «Зачем ходить в театр, если этих актёров можно в кино увидеть?» Разговор разрушен, люди обескуражены.

Встречается какой-либо деятель с журналистом и с порога заявляет: «Я газет не читаю и телевизор не смотрю!» О чём с ним дальше длить разговор? Это простые примеры. От них перейдём к пошлости мировоззренческой. Причём не на украинских примерах, которые лежат на поверхности, а на российских, выдаваемых вполне респектабельными людьми.

И Вашингтон под кроватью

Пошлятина не обязательно построена на лжи, она может быть и исходно правдивой. Например, разговоры о «внешнем управлении» Украиной из Вашингтона. За последние годы в российских СМИ укоренилась страстная любовь приплести США к любым делам, творящимся на подконтрольных Киеву территориях. Никто не спорит с тем, что власть там проамериканская, зависимая, но к большинству злодейств, совершённых ею и её «добровольными помощниками», Вашингтон не имеет никакого отношения, кроме замалчивания в СМИ и грантовыми правозащитниками.

Не американцы устроили сожжение людей в Одессе, убийства в Харькове и Мариуполе, не из отставных рейнджеров и «морских котиков» состоят «Айдар» и «Азов». Более того, скажу по секрету, в вашингтонских кабинетах абсолютно по барабану, будет Украина унитарной или федеративной и сколько в ней будет государственных языков.

Постоянное упоминание о покровителях выводит преступников как бы за скобки, а борьбу с ними обесценивает геополитической болтовнёй и многократными повторами устоявшихся истин. А раз внешнее управление существует (что сущая правда), то можно не заморачиваться на многое:

— Можно не принимать в расчёт тех, кому доверяют люди на местах, и иметь дело с теми персонажами, которые здесь по разным причинам это самое доверие утратили. Например, задолжали и не возвращают деньги, изгнаны из местного общества за ксенофобию и политическую неразборчивость или лоббировали интересы рейдеров;

— Можно не изучать особенности местных элит в разных регионах, а просто сказать, что «все там криптобандеровцы и одним миром мазаны» и подвести их под санкции;

— Можно просто не знать, кто договороспособен и на какие темы, говоря при этом: «Там не с кем иметь дело».

А зачем? Ведь проще всё свести к Вашингтону, лишь вскользь упомянуть Брюссель и продолжать «гнать пургу».

Кризис вездесущий

Среди гостей из Киева на российских ток-шоу часто можно увидеть экономиста Александра Охрименко. Он, конечно, часто повторяет штампы украинской пропаганды, но, в отличие от Ковтуна или Трюхана, иногда вспоминает о том, чем он заработал уважение своих читателей — всегда способен внятно объяснить, что происходит в украинской экономике и как она работает.

А объясняет он то, что люди продолжают как-то справляться с тяготами и даже некоторые из них богатеют не только за счёт коррупции или перепродаж. И эти рассуждения входят в резонанс с пошлостью по поводу «тотального кризиса и обнищания». 

Слухи о кризисе и массовой безработице с голодом в Украине, конечно, возникли не на пустом месте, но сильно преувеличены. Да, гораздо больше стало мастерских по ремонту мобильных телефонов и бытовой техники. Люди стали чаще продлевать жизнь старым вещам, чем покупать новые. И продавать за бесценок то, что стоит дороже — тоже. Ведь деньги нужны и сегодня, и завтра. Да, ломбардов стало много, как и точек по выдаче быстрых кредитов. И безработных тоже, но не настолько, чтобы они сбивались в стаи. 

И огороды никто не отменял, и стихийные рынки. И массовый отъезд на сезонные работы в Польшу тоже имеет место быть не только потому, что на месте мало стоящих рабочих мест, но и по причине меньшей хлопотности легализации, чем в России или Германии.

Да, заработать прилично в Украине крайне сложно. Но и чтобы превратиться в бомжа и безнадёжного должника, нужно очень сильно постараться. Но как бы ни было неуютно жить в наших краях, голод и массовые стачки так же возможны, как цунами вдали от моря или извержение вулкана на равнине. 

Просто есть российские и уехавшие отсюда эксперты, которые это предсказывают и не хотят сознаться в своём заблуждении. Им удобнее переносить сроки экономического коллапса и падения гривны по зимбабвийскому сценарию, чем осознать глубину падения Украины в гуманитарную бездну и подсказать достойные решения для тех, кто у себя дома ещё пытается оставаться человеком. 

Если бы говорили о коммунальных тарифах, массовости «заробитчанства» и ужасах «медреформы», не переходя к глобальным выводам, то и доверия к выступающим было бы больше. А получается вместо анализа и вполне обоснованной критики — пошлость!

Результатом этих апокалиптических разговоров об экономическом крахе становится неверие людей их трансляторам. Ведь сейчас не 70-е годы, когда политический обозреватель ЦТ мог с умным видом рассказывать о том, как «сионисты обижают несчастных палестинских беженцев» или «чернокожие не могут получить образование в США». Очень многие люди по-прежнему ездят туда-обратно через границу и видят несколько другую картину. 

А потом от них можно услышать: «У вас же в Харькове всё спокойно. Не стреляют, в кафе полно народа, курс гривны стабилен уже года три. Так что можно жить. И вообще, не смотри телевизор. Так спокойней будет!» Или вот другое высказывание: «В Харькове (Одессе) я был совсем недавно. Чистые улицы, много улыбающихся людей, магазины, театры и аэропорт работают. Там говорят по-русски и есть церковь МП с синагогой. Чего вам ещё надо от жизни?»

А от неверия люди переходят к если не оправданию, то приуменьшению процессов, происходящих здесь. Немецкий философ Карл Ясперс, переживший годы нацизма у себя на родине, писал в 1945 году: «Такая аргументация: "Ведь есть в этом и хорошее", такая готовность к мнимо справедливому признанию была у нас распространена. Правдивым могло быть только радикальное "либо — либо". Если я признаю порочный принцип, то всё скверно, и даже хорошие с виду последствия — вовсе не то, чем они кажутся. Из-за того, что эта ошибочная объективность была готова признать в национал-социализме мнимо хорошее, даже близкие прежде друзья становились друг другу чужими, с ними уже нельзя было говорить откровенно».

Куда интересней поговорить о Мадуро и Асаде или порассуждать о проблемах «Брексита». Там очевидцев поменьше, возможностей не быть пойманными на вранье и невежестве побольше. Да и впасть в патриотический раж куда проще, чем объяснять сложности и проблемы соседей, переходящие в свои собственные. 

«Недостаточно пророссийские»

Непонимание между российскими экспертами и доброжелательно настроенными к ним украинскими гражданами возникает и из-за разного прочтения слова «пророссийский». Оно не имеет чёткого определения и поэтому служит дубиной для всякого рода манипуляций. В общем, как говаривал профессор Преображенский, «вот ещё одно слово, которое я совершенно не выношу. Абсолютно неизвестно, что под ним скрывается! Чёрт его знает!»

Например, одним из часто встречающихся пошлых штампов является следующий: «В отличие от крымчан, остальные граждане Украины были недостаточно пророссийскими и поэтому…» Дальше следуют выводы — от ненужности менять правила пребывания и получения гражданства до «генетической склонности к предательству». И поэтому не нужно ни законодательство упрощать, ни составлять списки «персон нон-грата» на въезд в РФ, ни просто разбираться в проблематике. 

Происходит расчёт либо на то, что люди не станут перепрыгивать через забор, либо на фанатиков, готовых к преодолению любых трудностей ради вожделенного места среди россиян. Понятное дело, для состоявшихся и благонамеренных жителей Украины такая постановка вопроса просто неинтересна. Они приучены не стучаться в закрытую дверь. Если они видят забор, то точно знают, что лично им туда вход воспрещён, если, конечно, они не знают дырку в нём или не имеют пропуска, чтобы пройти туда как положено, через проходную. Харьков, например, — город заборов, и местный житель тут привык к тому, что заглядывать к чужим нехорошо.

Или обратная ситуация. В «пророссийские» записывают всех, кому просто претят агрессивная русофобия и апология бандеровщины. А среди них, замечу, есть не только безоглядные друзья России, но и просто экономически вовлечённые лица, а также носители сугубо региональных интересов, не расходящихся с желанием общаться и сотрудничать с соседями по мере возможности. И им просто из соображений безопасности не нужно, чтобы их записывали в эту категорию.

Общая деградация украинской темы в российских СМИ связана с тем, что длится этот ужас долго, всем надоело. Новых смыслов и вдумчивых оценок не прибавилось. Отсюда и подмена аналитики пошлостью. Прекрасный писатель Израиль Меттер, выросший в Харькове, когда-то заметил: «В людской мерзости самое страшное — не мерзость, а привычка окружающих к ней».

Дмитрий Губин