Крик души. «Nota Bene»

А здесь даже подмостков и сцены не было. Просто стоял на полу длинный стол, покрытый тёмной (старой бархатной?) скатертью, и стулья — по одну сторону стола. И два ряда для зрителей. И больше ничего. Потом за стол сели семь ребят — от 16 до 24 лет. Мне были интересны их лица. Два парня и пять девушек. Потом Саша Онищенко — художественный руководитель и директор «Театра на Чайной» объяснил, что сейчас будет чтение (по–театральному — читка) новой пьесы, выключил большой свет. Остались освещёнными стол и лица. И началось чтение.

…Потом, когда всё закончилось, и мы с подругой не хотели уходить и ещё какое–то время сидели обалдевшие, я поняла, что спектакль может быть и таким. Оказывается, настоящему театру много не нужно: ни декораций, ни костюмов, ни грима. Даже движений иногда не нужно. Спектакль может быть сыгран вот так, за столом, голосами. Помните «театр у микрофона»? Я вдруг вспомнила. А здесь ведь ещё лица есть, их можно рассматривать, и действие происходит с помощью каких-то других способов. Режиссёр может создать спектакль из воздуха: просто вытащить, как фокусник, из ничего, чудо. Так и получилось. И хотя Саша сказал нам потом, что это только начало, что и сцена будет, и движения на ней, и фотохроника, возможно, чёрно–белая, и ещё что–то. Что спектакль будет расти, как листья из почек, набираться сил... Но я подумала, что и такая форма вполне возможна. Тем более, в такой форме его можно возить по всему городу. По школам, например, или вузам... Усаживать зрителей как можно ближе. Выключать свет. Освещать лица. Смотреть, как молодые ребята за столом переворачивают листочки и не говорят, а уже живут той, совсем другой жизнью, которую придумал драматург. И нас вовлекают, затягивают в нее, и мы уже там, и не замечаем ничего вокруг, и отвлеклись от реальности за стенами. Совсем забыли про неё. И стали понимать, что самое важное сейчас — вот здесь, за этим столом происходит, и мы должны что–то понять. Да–да, тот самый катарсис постепенно надвигался!

Почему по школам возить? Да потому что пьеса–то о войне, а в школах уже давно не знают что это такое. Книги и фильмы не в счёт, да и не читается и не смотрится сейчас такое — общество живёт другими смыслами. Пьеса не просто о войне, а о детях, живущих на фоне той большой войны, которая далеко ушла от нас по ленте времени. Просто — дети и происходящая война. Они не воюют — малы ещё. Главной героине семь лет исполнилось, и она пошла в школу 1 сентября, война к тому времени шла уже три месяца, и все думали, что она вот-вот закончится. Не может быть, чтоб не закончилась…

Дети живут своей детской жизнью, а в большом городе, в котором происходит их жизнь, параллельно идёт война. Отцы ушли на фронт, девочка думает, что это как раньше, когда он постоянно уезжал в командировку… Очень часто все прячутся в убежище и уже знают, далеко или близко упал снаряд — есть мгновения, когда душа обмирает на секунду, потом опять оживает — пронесло. О том, что голод, мы узнаём скороговоркой — пухнут пальцы от того, что нечего есть. Зато вдруг вредный старикашка сосед даёт ей кусок серого хлеба с маргарином, и оказывается, что вкуснее нет ничего на свете. Даже пирожное, которое ей купят после войны, не может с этим хлебом сравниться!

Игры у детей замечательные — они меняются друг с другом осколками снарядов… И осколки есть прекрасные! Найти хвост от снаряда — вообще громадная удача: на него можно выменять патроны и всё, что угодно. И есть вера, что если найдёшь осколок, такой же точно пролетит мимо отца на фронте и не заденет. Дом соседний недавно разбомбили — дети побежали за осколками, видели руку, торчащую из обломков.

…Война и далеко, и близко от них. «Подумаешь, война, — говорит Тата. — Вот у меня аппендицит, и я боюсь его вырезать…»

«Шура, будет война», — говорил отец постоянно в последнее время. И наказывал, чтоб стояли два собранных чемодана, Тату в охапку, и в глухую дальнюю деревню… А они никуда не уехали, и в декабре начали ходить в театр с мамой, слушать оперы. В самое голодное время — с 41-го до 42-го…

- Почему тебе нравится ходить в театр? — спросила мама.
— Потому что это праздник! — закричала Татка.

Она всё время дралась с Васькой, потому что Васька обижал маленького Ваню. Но однажды Васька не вышел во двор. «Не выйдет Васька, они похоронку получили…» — сказал вредный сосед. И тогда они стали думать, как помочь Ваське. Собрали гостинцы: кусок сахара, новенький чехол от фотоаппарата, коллекцию самых лучших осколков.

Да, за столом семеро молодых людей рассказывают о войне. Рассказывают о совсем простой жизни — не на фронте, а жизни тех, кто остался в городах и сёлах. «Война не меняет людей, она их обнажает», — говорит мама. И когда у неё пацан выхватил из рук сумку с документами и карточками на хлеб и его поймали, она закричала: «Отпустите его. Он не от хорошей жизни это сделал!!!»

А потом пришло 9 мая 1945 года, и война закончилась. И теперь Тата и мама каждый день ждут папу… На этой очень высокой, почти сказочной ноте, чтение пьесы заканчивается. Они дождались!!!

- Папа приехал! — закричала самая юная актриса театральной студии, шестнадцатилетняя Маргарита.

И мы ей поверили, хотя ждали совсем другого. Но это ведь мир глазами детей, а в этом мире обязательно присутствует Чудо и все надежды сбываются. Верно?



СПРАВКА. Пьеса «Nota Bene» основана на реальных воспоминаниях нижегородцев и вошла в число лучших пьес 2018 года международного конкурса современной драматургии «Действующие лица».

Автор: Наталья Симисинова